Люлин Виталий Александрович “Наставники”

На исходе третья неделя похода. Миновали все натовские рубежи ПЛО, слежения за собой не обнаружили и теперь болтаемся на просторах Атлантики. Прячемся. Вдали от интенсивных океанских коммуникаций (дорог). Наша главная задача — скрытность и готовность к нанесению ракетно-ядерного удара. Прятаться нам еще пару месяцев, а потом тишком-тайком шлепать в базу. Старшим на борту — замкомдива Громов Борис Иванович.

Росточка, прямо скажем, ниже среднего, но весьма крепкого телосложения. Он уже крепко „надизелился» (от штурмана до командира дизельной подводной лодки), потом — командир атомной подводной лодки нашего проекта и вот теперь заместитель командира дивизии по подготовке командиров. Строгий в меру, напрочь лишенный хамства, весельчак и балагур. Его лицо описать мне не под силу. Каждая черточка его лица видимым образом источала открытость и доброжелательность. Он и в гневе-то был не страшен, а … обворожителен. Своей нотацией вызывал не страх у провинившегося, а стыд и искреннее раскаяние. На борту был уже опытный командир, но были еще и два командира после академии, не имеющие опыта командования атомоходом. Их-то, в основном, и наставлял Борис Иванович, будущий вице-адмирал и начальник Высших офицерских классов ВМФ СССР. Борис Иванович прекрасно дополнял командира дивизии контр-адмирала Шаповалова Владимира Семеновича. Они были чем-то похожи. Не только ростом, кряжистостью, обстоятельностью и обаянием.
Подводники, от матроса до командира, за глаза, величали комдива — папа Шапа, а замкомдива — дядя Боря. Достойным подражания был и начальник штаба — капитан 1 ранга Юшков Виктор Владимирович, диссонирующий комдиву и замкомдива только одним — ростом. Гигант! Ручища — с совковую лопату. Силы — немеренно, а доброта плещет через край. Он тоже имел „кличку» — Нюша. Видимо, производную от НШ и Юшкова. Его почему-то побаивались. Особенно … офицеры штаба. Не раз слышал тревожный клич какого-нибудь штабиста: «Атас! Нюша идет! Сейчас даст нам пи…ды!». Со времен лейтенантской юности, до отставной скамейки ветерана, заслышав слова песни из кинофильма „Офицеры»:
« Наш командир боевой,
Мы все пойдем за тобой…» — немедленно отношу их к этим офицерам-адмиралам. Они были нашими Наставниками. С большой буквы.
В семидесятых годах, деградирующая „руководящая и направляющая сила общества» начала плодить новую плеяду генерал-адмиралов. Под стать себе. Держиморд и скалозубов. Есть! Так точно! Никак нет! Ешь твою мать!!! Вижу грудь четвертого дурака, считая себя первым.
Но… Мне несказанно повезло, что я еще застал Жуковых, Кузнецовых. Наших Кутузовых и Ушаковых. Помимо Бориса Ивановича, командиров-стажеров, были и другие нештатные личности на борту. Один из них — однокашник Бориса Ивановича, но в чине капитан-лейтенанта. Кузнецов Борис Александрович — командир группы ОСНАЗ. Радиоразведка. Пахари моря. Считалось, что их выходы в море на подлодках сродни или близки к увеселительному морскому круизу. А что? Чем не круизный режим, если лодка подвсплывает на сеанс связи и определения места не более, чем на 5-10 минут и раз в сутки? Послушал эфир, обработал информацию, доложил командиру и … рога в подушку. До следующего подвсплытия. Рай для отдельно взятой группы ОСНАЗ, на отдельно взятой подводной лодке! Так считало их высокое береговое начальство. Экономило на „нештатности» групп и запрягало группы на безвылазность из морей. Вернулись из похода на одной подводной лодке, а под парами уже стоит другая. Хорошо еще, если на пару — тройку дней удастся заскочить домой, детей пересчитать, женушку провернуть вручную. Все. Иди дальше, нажирай холку, барствуй! Штатная категория командира группы — капитан-лейтенант. А зачем ему звезды средней величины давать? Групман — он и есть групман. Пусть он довольствуется малыми звездочками. Их у него на каждом погоне по горсти. Как на звездном небосклоне. На борту к этим ребятам относились весьма уважительно.

* * *
Рай боевого патрулирования заключался в том, что его размеренную жизнь (боевая готовность № 2, подводная), трехсменная вахта и, в промежутках — сон, еда, досуг (балдей — не хочу!), слегка омрачали лишь : боевые тревоги для подвсплытия на перископ, занятия, тренировки, учебно-аварийные тревоги по борьбе за живучесть корабля. Это все планово. Внепланово — обнаружение слежения за лодкой и … фактические аварийные ситуации.
Основная заповедь подводника — при обнаружении нештатного появления воды или запаха гари — немедленное объявление аварийной тревоги для всего (!) корабля. Учебные тревоги объявляли только командир и старпом, но аварийную тревогу обязан был объявить любой (!), находящийся на борту человек. Первое поколение атомных подводных лодок было весьма щедрым на различные штучки, стыдливо именуемые „аварийная ситуация». Не погрешу против истины, если скажу, что это „добро» выплывало не менее одного-двух раз в сутки. Поэтому учебно-аварийных тревог почти не объявлялось. Фактических хватало. Но не об этом речь. Собирался коротенько рассказать о своей „мести» приятелю за его „козу» при сдаче зачетов на берегу, а сам шлындаю вокруг да около.
Короче. Прорвались мы на просторы Атлантики и зажили „райской» жизнью. Я — штурман, а приятель — уже помощник командира, капитан 3 ранга Жуков Борис Петрович. Но без допуска к самостоятельному управлению кораблем. И на счет „приятеля» я несколько подзагнул. Он заканчивал штурманский факультет училища в год, когда я там появился в первый раз и, разинув рот, слушал травлю моряков на Минном дворе училища. Но сейчас я уже был командиром БЧ-1 („бычком» — старшим штурманом), а помощник командира, хоть структурно и относился к группе командования атомоходом, но фактически был, более близок к „бычкам». Опять же, оба были штурманами и выпускались из одного училища. На берегу он носился с зачетными листами, по суровой необходимости, а я, прямо скажу, из чувства здорового карьеризма.
Борис Жуков, зная о „примочках» флагминера флотилии, пройдя через зачет у него, науськал меня на „протокольный» коньячок. Оказавшийся прокольным.
Сейчас у нас, белизной простыни перед брачной ночью, сияли по два зачетных листа. Зачетный лист — это многостраничный манускрипт с графочками. На каждого флагмана — несколько графочек. Зачетный лист пакуешь в папку и, совмещая свои и флагмана, временные возможности, стремишься заполучить в графочку оценочку и подпись. Оценочки ниже „хор» считались подтверждением твоей полной идентичности с двугорбым верблюдом. Поэтому к некоторым флагманам приходилось бегать до … измора оного или получения „хор». Измор флагмана — путевка на берег, а не на капитанский мостик. Вот уж тут совали нас носом в свое дерьмо, как нашкодивших котов, славные наши „флагмехи» — мотыли! А как валтузили кандидата в командиры флагманские: медики, химики, физкультурники? ОУС (отдел устройства службы)?! Если бы вспыхнувшая звезда на небосклоне маринистики — Александр Михайлович Покровский прошел стезю зачетов на самостоятельное управление кораблем, он бы свои „покровки» черпал ежесуточно и ведрами. И очень долго. До бесконечности. Валентин Пикуль, царствие ему небесное, не исчерпал кладезь архивов, ушел из жизни. А здесь и не надо было тратить время на археологию архивов. Каждая графочка зачетного листа — байка морская, на зависть Станюковичу, Соболеву, Пикулю и Покровскому с его „братьями». Впрочем, Саше Покровскому, кажется, хватает для маринистики и своего опыта службы на потаенных судах химиком…. Опять направился „не в ту степь».
Вернемся к нашим баранам, то бишь ко мне — штурману и Борису Жукову — помощнику командира, и к тому моменту, когда наш атомный подводный ракетоносец вступил в полосу „райской» жизни. На наших листах, при заполненных графах всеми флагманами (а крови-то они нам попортили — не передать. Животворной осталась самая малая толика), остались графочки (на двух листах) командования дивизии, флотилии и флота.
— Штурман! Нам с тобой здорово повезло. На борту Борис Иванович. Давай будем насиловать его днем и ночью, как только появится в штурманской рубке …
-?…
— Что вылупил зенки? Дурень! Будем насиловать зачетами …
— Скорее он нас будет насиловать, а не мы его …
— Не цепляйся. Это не важно, кто кого будет насиловать… Ты только не забывай меня оповещать, когда он будет появляться у тебя… Шепни вахтенному офицеру… Он меня разыщет, и я тут же примчусь. Я и зачетные листы буду хранить у тебя, в штурманской рубке. Идет?
— Заметано!…
Мы начали „насиловать» Бориса Ивановича. С предварительной разведки боем — определения пристрастий Бориса Ивановича. Поскольку в моем дальнейшем повествовании будут фигурировать три Бориса, то для краткости условимся: Громов Борис Иванович, замкомдива — Б.И., Жуков Борис Петрович, помощник командира — Б.П., и командир группы ОСНАЗ, — Кузнецов Борис Александрович — Б.А. Идет?
Поехали „насиловать» Б.И. Он великолепно играл в шахматы, настольный футбол и самую распространенную игру подводников и кавказцев — нарды (коша или шишь — бешь, по-флотски). Играл Б.И. великолепно и в соперниках признавал только достойных противников. Расстраивался только в двух случаях: когда ему попадался слабый соперник и когда сильному удавалось у него выиграть. Когда это случалось, он отодвигал нарды, шахматы, „футбол» и заявлял:
— Не игра, а поддавки (слабак попался), или ….
— Что-то нет у меня полета мыслей. (Проиграл). Засиделся я что-то. Надо размяться.
— Пригласите ко мне помощника командира! — в том и другом случае.
Б.П. мигом прибегал.
— Борис Петрович! Не возражаешь, если мы прошвырнемся по кораблю?
— Никак нет!…
— Вот и славненько …
И они отправлялись „прошвырнуться» по кораблю.
На Солнце тьма пятнышек и пятен. А на корабле? То-то.
После прошвыра они возвращались в центральный пост — ГКП (главный командный пункт — 3й отсек) и заходили в штурманскую рубку.
— Штурман! Ну-ка глянь, что у тебя делают бойцы в гиропосту …
И я уходил в гиропост, ниже палубой. Кстати, рядом с гиропостом была у нас курилка, куда вечно толпилась очередь. Пока Б.И. беседует с Б.П., на ГКП неотлучно находятся командир и старпом, что позволяло мне, как вахтенному штурману, юркнуть в курилку без очереди. Во что выливались „прошвыры» для Б.П., рассказывал он сам.
— Помощник! Ты-то теперь понимаешь, по чему мы с тобой прошвырнулись? Это не корабль, а лохань! Глаза бы мои не глядели! … вполголоса говорит Б.И., притянув Б.П. за пуговицу репсухи (васильково-синенькая спецуха, „РБ» — называется),…
— Ты согласен?…
— Так точно!… — ответствует Б.П.
— Вот видишь! Я уж не буду командиру и старпому раскрывать глаза на то, как они успешно превращают боевой корабль в задрипанную лохань. Да и не их в этом вина, а твоя… Осмотрись и почаще, почаще бегай по кораблю. Проникайся к нему любовью, как к девушке… Он тебя отблагодарит…. Понял меня?
— Так точно! Та-ащ …
— Борис Петрович! Ну что ты все долдонишь, как матрос-первогодок, — есть! так точно! никак нет!? Я ж тебе не порево-дралово здесь учиняю. Не рога отшибаю, а на путь истинный наставляю. Понял?
— Понял, Борис Иванович. А можно вопрос? … — мгновенно реагирует Б.П. на смену обстановки.
— Валяй!…
— Борис Иванович, зачетик мне бы сдать … кидается, как в омут, Б.П.
— Во, оборзел помоха! Два часа вынуждал меня шататься по дерьму, а теперь суется с зачетным листом! А по морде не хочешь? Ступай отсюда, пока не поздно!…
Б.П., ланью быстрой, выметался из штурманской рубки и, ссыпался в курилку. Корчил радостную гримасу и врал мне, что „почти сдал зачет».
— Иди быстрей в рубку, может и тебе удастся что-то сдать …
— Это-то после променада по кораблю? Ври, да не завирайся…
-Ладно, ладно. Не выпендривайся и дуй в рубку.
Я мчался в штурманскую рубку. Б.И. шерстил навигационный журнал и что-то сосредоточенно вымерял на карте.
Торчу столбом, упираясь головой в подволок рубки.
— Я тебе сколько раз буду говорить, чтобы ты не торчал рядом со мной столбом. Сядь на сейф и немедленно… — бурчит Б.И.
Усаживаюсь на сейф с картами.
— Вот теперь и побалакаем, глаза в глаза …- удовлетворенно хмыкает Б.И.
Дотошно разбирался с моими расчетами счислимого места и, если мне удавалось его убедить, делал утверждающую запись в навигационном журнале. Но бывало, что не утверждал.
— Ну, брат, что-то ты здесь намудрил с расчетами! Это не счислимое место, а район счислимого места. На подвсплытии сам определюсь. Если врал — выпорю на конюшне! Понял?
— Понял, Борис Иванович…
— То-то же! А сейчас позови мне Бориса Александровича…
Приходил Б.А., однокашник Б.И., капитан-лейтенант, но самый сильный и неподкупный (он не считал для себя возможным проигрывать из лести кому бы-то ни было) соперник. Они располагались на диванчике в штурманской рубке и начинали игру. Это была не игра, а битва титанов. На равных. С переменным успехом. По множеству партий, их число (партий) строго обусловливались. Игра прекращалась только на период общекорабельных мероприятий (еда, подвсплытие или по фактической аварийной тревоге, иногда — по выходу в условную атаку по случайной цели) или, по обоюдному согласию на „ничью». Оба оставались весьма довольны таким исходом, Б.И. — источал добродушие, а Б.А. бахвалился в кулуарах курилки, что:
— Б.И. начинает кое-что соображать в игре. Это приятно. Но… придется его пару раз отодрать, как сидорову козу, чтобы не зазнавался ….
Когда игра заканчивалась победой Б.И., в самое кратчайшее время весь корабль знал, что:
— Понапихают в прочный корпус слабаков, зелени подкильной и … не с кем перекинуться в интеллектуальную игру …
Это вещал Б.И. Светился довольством на весь ГКП, ярче подволочных корабельных светильников. Курилка ржала над Б.А.:
— Что-то ты сегодня, Б.А., весьма смахиваешь на сидорову козу …
— Дурни вы стоеросовые! Я же специально поддался, чтобы он вас не драл, как сидоровых коз…. Неужели вы этого не понимаете? … оправдывался Б.А.
А в это время Б.П. на рысях мчался на ГКП, хватал в штурманской рубке свою папку с зачетными листами и начинал усиленное „слежение» за всеми перемещениями Б.И., периодически настигая его и вскрикивая:
— Борис Иванович! Зачетик бы мне сдать…
— Отстань! Дай осознать и осмыслить триумф победы … уклонялся Б.И. Когда о триумфе победы узнавали старпом, командир и два командира- стажера, Б.И. зычно, на весь ГКП, заявлял:
— Б.П.! Марш на конюшню (штурманская рубка)! На экзекуцию! Пока Б.А. зализывает раны, я понюхаю, чем дышит помощник…
Через час — полтора Б.П., взмыленный, но довольный, вываливался из штурманской рубки и утробно ревел:
— Законопатил еще одну (две-три) графочки!…
Он очень быстро просек ситуацию, благоприятствующую сдаче зачетов и оседлал ее прочно. Вот что значит многострадальный опыт! Капитан 3 ранга, а не старлей, кем я был в ту пору. В сдаче зачетов он резко вырвался вперед и это несмотря на то, что Б.И. не менее полусуток проводил в штурманской рубке. Ежедневно.
— Боря! Поделись опытом с салагой. Образумь несмышленыша. Мне очень редко удается расколоть Б.И. на зачет. Уклоняется, как от торпеды. Быстро и решительно!… — прошу Б.П.
— Не спеши в пекло поперед батька! Служи, как пудель, салага, и учись, пока я жив!… — регочет Б.П.
Но и карась-салага не дремал. Очень скоро выявил, что Б.П. нашел способ планирования успешной сдачи зачета. Способ был прост, как репа, но требовал строжайшей конспирации.
— Боря, выручай! — подкатывает Б.П к Б.А.
— Мне сегодня сдавать зачет. Продуй Б.И., что тебе стоит? С меня, сам понимаешь, бутыльброд…
Принципиальность Б.А. рассыпалась, как карточный домик в предвкушении стопаря шила с бутербродом, украшенным икоркой.
Поломавшись несколько секунд для приличия, Б.А. соглашался:
— Ладно, так уж и быть. Готовь бутыльброд, а я пошел на плаху к Б.И…..
Когда начиналось сражение титанов, Б.П. мчался в свою каюту, судорожно листал конспекты и книжки по спланированному зачету. И ждал моего кодированного сигнала — „Дыня». Пока Б.И. рассказывал, как он „разделал под орех» Б.А., тот заглаживал горечь поражения шильцом, разведенным по широте Заполярного круга. Под красную икорку.
Далее Б.А. отправлялся в курилку, а Б.П., получив мое оповещение, мчался к Б.И. Графочки у Б.П. успешно заполнялись, а на мои у Б.И. не находилось времени.
— Б.П. ближе к провизионкам, а я ближе к Б.И. Надо этим воспользоваться …- наконец-то сообразил и салага.
Очередной сговор Б.П. с Б.А. Сражение с заведомо известным исходом, но… — я не даю сигнала „Дыня» помощнику, а сам подкатываю к Б.И.
— Борис Иванович! Сил нет, как хочу сдать зачетик …
— А что? Давай-ка и тебя проверим на герметичность…- светится благосклонностью Б.И.
Через полтора часа, под зубовный скрежет Б.П., и я хвалился парочкой заполненных графочек. Б.И., отвергнув притязания Б.П. на сдачу зачета, отправился в каюту. Передохнуть.
Б.П., затолкнув меня в штурманскую рубку, учинил разбор полетов. Внешне Б.П. был совершеннейшим симпатягой. Среднего роста. Ладно скроен и крепко сшит. Всегда с аккуратной прической белокурых, вьющихся волос. Глаза — серо-голубые, с белыми, но длинными ресницами. Ариец, да и только. Говорит четко и понятно. Не мусорит свою речь лишними междометиями. Матерным языком не злоупотребляет, кроме случаев крайнего возбуждения или гнева. В гневе его прекрасное русское лицо преображается далеко не в лучшую сторону. От внешних дужек ноздрей, двумя скобами до подбородка образуются уродливые складки. Голос, баритон, начинает заполняться желчной скрипучестью. Симпатяга остался за дверью штурманской рубки, а передо мной скрипел и громыхал громом непосредственный и старший начальник в одном лице.
— Штурман, бля! Ты какого х… не оповестил меня, а сам полез к Борису Ивановичу?…
— А что, нельзя? Чего это ты уготовил для меня роль оповестителя?…
— Да ты что дуриком-то прикидываешься?… Я пою, кормлю Б.А., чтобы он проигрывал, а ты будешь пожинать плоды? Вот те х…!… — в запальчивости раскалывается Б.П.
— Вот те раз! Ты что, и в самом деле ченчуешь с Б.А. таким образом?… — изображаю удивление.
— Ты только об этом не проболтайся. Иначе нам всем хана …- разом сникает Б.П.
— Не проболтаюсь. Ну, а ты, Борис Петрович считай, что это был мой ответ лорду Керзону …
— Какой ответ и какому еще Керзону?…
— А помнишь, как ты меня науськал заявиться к флагминеру флотилии с „протокольным» коньячком?…
-А-а! Ха-ха-ха! … — развеселился Б.П., и вновь стал обаятельным мужиком.
— Подписываем конвенцию о предотвращении инцидентов в море? … — продолжая смеяться, предложил Б.П.
Весьма своевременно. Ибо Борис Иванович начал охладевать к игре в одни ворота. Подвернувшийся случай вновь разогрел его интерес.
— Не найдется ль для мальца полстаканчика шильца … — промурлыкал Б.А., как-то появившись в штурманской рубке. В руках он мял хорошую тараньку.
— Шила в мешке не утаишь! Сейчас, Б.А., спроворим. В самый раз будет, обед на носу. Перо — сам Бог велел!… — поддержал я его усмирения, достав канистрочку из сейфа.
— А ты что, не будешь что ли? … — завидев на прокладчике один стопарь, удивился Б.А.
— Извини, нет. В море у меня это дело организм не принимает. Даже вино не пью…
— Не может быть! Ты либо больной, либо малахольный. Впрочем, как знаешь … — Б.А. выверенным движением отправил содержимое стакана по прямому назначению. Крякнул, нюхнул тараньку и стал ее чистить.
— Ты, вот что … скажи вестовым, чтобы они твое вино мне отдавали. Идет?…
— Где наше не пропадало? Идет. Только ты должен будешь выигрывать у Б.И. тогда, когда я скажу. Идет?…- выставил я свое условие.
Для чего? Я и сам не знал. Видимо из подспудного духа противоречия, Б.П. просит об одном, а я о другом.
Посасывая ломтик тараньки, Б.А. уставился на меня несколько удивленным взглядом, что-то прокрутил в мозгу и молвил:
— Это не проблема. Отдеру, будь спок. Только на фига это тебе надо?
Но ни словом не обмолвился о том, что Б.П. просит о противоположном. Как к концу похода признался нам Б.А., в этой ситуации он мгновенно просчитал открывающиеся перспективы.
Выиграл — получил приз, проиграл — опять приз. Не жизнь, а малина!
-Ну-ну, сказал я сам себе. — Я этих салаг раскручу так, что они с ночи будут думать о том, как обеспечить мой предстоящий день. Чтоб все было чин-чинарем: перзав, перо и перу. Небольшое пояснение. Перзав -лечебно-профилактический стопарь перед завтраком, перо — законный, наркомовский, перед обедом, и перу — поощрительный, после трудов ратных, перед ужином.
Турниры Б.И. и Б.А. приобрели более напряженный характер, но … завершались в рамках, строго оговоренных секретной конвенцией. Ничья — мой день сдачи зачетов. Победа Б.А. — променад по кораблю. Не без головомойки Б.П. Чего греха таить, в этот день и мне доставалось от Б.И. в результате круглосуточной близости. Не забывал в этот день спустить на меня собак и Б.П. Как-никак помощник командира, каптри и на пару лет старше по возрасту. Всегда, в любой день, был доволен и сладострастно потирал руки Б.А. Каплей. Групман. Как-то выявили слежение за собой и много суток носились по океану, пытаясь оторваться. Вроде бы оторвались, а может, американцы натешились погоней и решили дать передых своим противолодочным силам, да и уже пора было смещаться в сторону дома. Турниры возникали спонтанно и слабо соответствовали условиям конвенции. Несколько „ничьих» подряд, утвердившееся доверие Б.И. к работе штурманской боевой части позволили мне по графочкам сравняться с Б.П. Допустил непоправимый промах и сам Б.П. Как-то имел неосторожность упрекнуть Б.А. в борзоте и невыполнении конвенции:
— Не слишком ли много „ничьих»? Не оборзел ли ты Б.А.? Может мне пора лишить тебя стопаря? А?…
— Ах, так! Ну, ты еще побегаешь за мной, как половой в кабаке, с рюмочкой и икоркой на подносе!…- вскипел праведным гневом каплей Б.А.
Разносил он Б.И. на всех полях: шахматном, футбольном и коши. Променад по кораблю стал столь частым, что Б.П. почти не появлялся на ГКП. Убегал в корму до самого девятого и десятого отсеков. Лично руководил командирами отсеков по возвращению „лохани» в первозданный вид корабля-атомохода. Почему-то он решил, что в этом прослеживается рука штурмана.
— Ну, бля, штурман! Это твои ответы лорду Керзону? Ты у меня на берегу напляшешься, через день будешь носиться с „макаровым» (пистолет») на жопе, по патрулям и дежурствам, как баба с писаной торбой…- как-то выпалил он, ворвавшись в штурманскую рубку.
-?!…
— Не делай вид, что ничего не понимаешь…- и убежал, не утруждая себя мнением второй стороны.
До прихода в базу мы не общались. Породнить меня с „макаровым» (помощник расписывает офицеров корабля на все наряды) ему не пришлось. В горячности он, видимо, забыл, что я был с другого экипажа и сойду с корабля сразу по возвращении в базу. Будем служить на одной флотилии, но на разных кораблях и на разных дивизиях. От наставничества Бориса Ивановича Громова, и не только в этом походе, мы очень много получили хорошего.
Через десяток с небольшим лет Борис Петрович Жуков приведет новейший и мощнейший рпк СН 667-БДРМ проекта на нашу флотилию. К этому времени я, четыре года откомандовав рпк СНом (ракетный подводный крейсер стратегического назначения) 667-БД проекта, уже два года был в должности замкомдива по подготовке командиров и стремился, хоть в чем-то, походить на моих адмиралов-наставников. Их наставления хотелось и надо было записывать в ЗКШ. И хранить вечно. Что я и делал. Сейчас, с удовольствием, озвучиваю.

Комментарий НА "Люлин Виталий Александрович “Наставники”"

Оставить комментарий